Падение доверия к науке

Удивительно революционный для науки выдался 2017 год. В январе опубликована статья против лунного мегаимпакта. В феврале — знаменитое выступление команды Стейнхардта против теории инфляции. И вот еще один удар по авторитетам: Сабина Хоссенфелдер, молодой учёный из Франкфуртского института передовых исследований, работающая в области физики элементарных частиц и квантовой гравитации, в апреле 2017 года опубликовала в журнале «Nature» комментарий, заголовок которого можно перевести так: «Наука должна заслуживать доверие». Он начинается так: «Я теоретик в физике элементарных частиц, и я сомневаюсь в теоретической физике элементарных частиц. …Я боюсь, что публика имеет веские причины не доверять учёным и – печально, но правда – мне тоже всё сложнее им доверять». 

http://www.nature.com/nphys/journal/v13/n4/full/nphys4079.html?WT.feed_name=subjects_astronomy–and–astrophysics&foxtrotcallback=true
(вот одно из обсуждений этой заметки: https://www.forbes.com/sites/chadorzel/2017/04/06/why–are–there–too–many–papers–in–theoretical–physics/#1bea6e3637ee)

Сабина называет это кризисом фундаментальной науки, потому что «мы создаём гигантское количество новых теорий и ни одна из них никогда не была подтверждена экспериментально». Она приводит уже ставший знаменитый пример: в декабре 2015 года группа учёных, работавшая на Большом Адронном Коллайдере, сообщила о признаке существования новой частицы, которая не укладывалась в Стандартную теорию элементарных частиц. Результат имел невысокую статистическую достоверность, и в августе 2016 года эта же группа сделала вывод, что никакой новой частицы нет – приборы просто показали статистическую флуктуацию. Но для объяснения существования этой несуществующей частицы, за эти восемь месяцев теоретиками было опубликовано 600 научных статей, включая публикации в самых престижных физических журналах. Как отметила Сабина Хоссенфелдер, ни одна из этих теоретических публикаций «не описывала реальность».

Учёный подчеркнула, что такая же ситуация складывается в астрофизике, где существуют проблемы космологической постоянной и «тёмной материи», а также в космологической теории инфляции. «Теоретики вводят одно или несколько новых полей и потенциалов, которые управляют динамикой Вселенной… Существующие наблюдательные данные не позволяют сделать выбор между моделями. И если даже обнаруживаются новые данные, всё ещё остается бесконечно много моделей, о которых можно писать статьи. По моим оценкам, сейчас в литературе описано несколько сот таких моделей. Для каждого выбора инфляционных полей и потенциалов можно вычислять наблюдаемые величины и затем двигаться к следующим полям и потенциалам. Вероятность того, что любая из этих моделей описывает реальность, бесконечно мала – это рулетка на бесконечно большом столе. Но согласно существующим критериям качества, это первоклассная наука.

Такой же поведенческий синдром возник в астрофизике, где теоретики придумывают поля для объяснения космологической постоянной… и предлагают все более сложные «невидимые сорта» частиц, которые – может, да, а, может, нет — составляют темную материю». В условиях слабости экспериментальной базы, теоретиков судят не по созданию теории, которая бы подтверждалась наблюдениями, а по количеству статей и их цитируемости. Сабина Хоссенфелдер делает заключение: «Нетрудно понять, как мы попали в такую ситуацию. Нас судят по количеству публикаций… и более строгие критерии качества для новых теорий обрежут нашу продуктивность. Но «давление публикаций» (я бы ввел величину «давление Хирша» — НГ) поощряет к количеству в ущерб качеству, о чём уже неоднократно говорилось раньше…»

Вряд ли учёный мир, который уже находится под сильным давлением Хирша и сложившихся научных «социальных страт», найдет в себе силы для самостоятельного освобождения. Для установления новых критериев научной продуктивности в области теоретических фундаментальных наук нужно вмешательство общества, которое нуждается в науке, которой оно может доверять.